Я не могу слушать музыку, записанную где-то после 1976 года. То есть, нет, я ее могу слушать и слушаю иногда, но без удовольствия. Мне не нравится звук. Вернее, не звук, а звучание — SOUND. Не на уровне виниловой массы и технологии переноса информации на винил, а на уровне студийной обработки звука. Он стал неживым. Он стал одинаковым, гладким, коммерческим, бездушным. 90% музыки не вызывают отклика в душе и сердце из-за звука.

Почему 90%? Потому, что 10 процентов — это классика и духовная музыка, остающиеся сами собой столетиями, фольклорная музыка, сыгранная на аутентичных инструментах и электроника — они вполне воспринимаются, поскольку их звук или почти неизменен или изначально был искусственным. Все прочее, записанное в последующие десятиления рокерами, попсовиками, джазменами, блюзменами — прилизано, причесано, приглажено, выровнено, выстроено, подогнано, примоднено и одинаково.

Подчеркну, речь совсем не о новых современных мелодических построениях, новых музыкальных идеях, новых подходах, новых стилях, в которых, кстати, я нахожу для себя не слишком много открытий. А о том, что звук стал синтетическим — его стали обрабатывать, перерабатывать, переделывать, усовершенствовать, усреднять и… обезличивать. Технические новации и активные вмешательства и корректировка звука звукоинженерами привели к тому, что бесповоротно изменилось звучание музыки.

Наверное, это прогресс — во всем — в музыкальных инструментах, в звукорежиссуре, в звукозаписи, в носителях. Но, на мой взгляд, вместе с техническим совершенствованием из музыки исчезла подлинность звука, его натуральность. И я это чувствую. Это, как фотография — одна снята на пленку проявленная, напечатанная руками и другая снятая на цифру — обработанная фильтрами, фотошопами и хранящаяся в виде файла. И та другая могут быть очень талантливыми — отлично, с чувством и со смыслом снятыми, но в первой улавливаешь жизнь, а во второй ее часто нет. Раньше я не ощущал это столь остро и даже впечатлялся метаморфозами звука, а с годами стал все внимательнее относится к коммерческим обманкам.

И вроде бы в современных записях все настолько превосходно и даже сказочно — слышно все, даже то, что не может быть слышно, вытянуто, выверено по шкалам и графикам, что надо убрано, что надо добавлено, акцентированно в правильных местах, разложено по полочкам и ювелирно обработано. Что же тебе еще надобно, старче? А надо мне нестерильного, невычищенного, невыхолощенного звука. Но он есть только в том, что было в том, что осталось в прошлом.
Никакой ностальгии и, связанных с ней, воспоминаний, идеализирующих прошлое. Звук изменился — это объективная вещь. Я слышал звучание тогда и сейчас — мне есть с чем сравнивать.

Подлинность исчезает из музыки. Пульс исчезает жизни. Все настолько хорошо, что уже — нежить. Может быть, поэтому и винил — отдушина, а среди винила — концертные альбомы.

P.S. Если хочется чашку кофе, его можно сварить в турке — он будет вкусный, ароматный и будет бодрить. А можно сделать кофе в дорогущей кофемашине со стразами и тысячей приблуд, сварить из капсулы (самого кофе даже не видишь), в которой, по рекомендациям известнейшего баристы, смешаны разные сорта с ароматизаторами, улучшайзерами, добавками, которые делают кофе еще мягче, еще ароматнее, элегантнее, ванильнее, современнее и востребованнее у потребителя. С пенкой. И в модном картонном стаканчике. Так вот мне больше по вкусу кофе в турке, со вкусом кофе и гущей, которая останется на дне. Такие дела.

2021