Я написал этот текст десять лет назад и с той поры многое поменялось. А пандемия лишь высветила иллюзорность идеи интеграции всего со всем и превращения человечества в одну большую кашу. Похоже, глобализация катится к закату.
Санитарно-этнические размышления о любви, терпении, мухах, нейтральной полосе и человеческом сепаратизме, который совсем не ругательное слово.
Вернувшись из редакции домой, я разогрел котлеты, положил их на тарелку и тут вспомнил, что надо бы быстренько проверить почту. Поднявшись, я уже собрался было пойти в другую комнату за ноутбуком, но заметил двух летних мух, барражирующих над моим ужином. Я взял бумажную салфетку, развернул ее и аккуратно накрыл тарелку. Так я стал сепаратистом, человеком, буквально отделяющим мух от котлет. На моем месте так поступил бы всякий, кто не планирует угодить в инфекционную больницу с дизентерией, которую в общем-то безвредные насекомые обычно носят в своих лапках и щедро ею делятся. Вернувшись, я съел не топтаные никем котлеты, запил бокалом вина и подумал: одна из самых больших людских бед – неумение держать дистанцию и ставить защитные барьеры. И, кажется, сегодня отсутствие этого древнего, но совершенно немодного навыка может стать фатальным.
Люди перестали держать дистанцию. Нас всех так научили, это глобальный тренд сегодняшнего дня – чтобы всё и все вперемешку, чтобы без личного пространства, без границ, без собственной идентичности, без предупредительного стука в дверь дома, без самих дверей и даже вообще без дома. Теперь мы все вместе, все близки, все едины, все безродная братва и люди мира. Нас сливают, растворяют, соединяют, смешивают, взбалтывают, ассимилируют, инкорпорируют, втягивают, вмешивают и обязывают. При этом от близости мы мучаемся сами, близостью же мучаем других, но, как ни странно, считаем, что это в порядке вещей. Мы в тесноте, в плотной толпе сограждан, вдох по команде, локоть к локтю, скин ту скин, ай ту ай, бампер в бампер, мы все рядом, мы припаяны, приклеены, мы все безлики, мы все томимся, словно в вагоне метро, остановившегося в тоннеле. Так бывает, и пять минут можно потерпеть. Но если поезд долго никуда не едет, начинает происходить страшное — любовь исчезает. Ей нужно расстояние! Но отсутствие дистанции между людьми, необходимой для потенциальной любви, убивает возможность появления этого чувства. Субъекты любви сближаются сами, если любовь естественна. Во всех прочих случаях вынужденного или насильственного сближения ожидаемая любовь превращается в нечто совершенно противоположное — в непереносимость, в неприятие, в злобу, в ненависть.
Некогда утописты и социалисты много писали про общины — фаланстеры. В начале 20 века были революционные коммуны, в которых все жили в общих домах, питались в общих столовых, детей (возможно общих) воспитывали в общих яслях, детских садах и школах. Но коммунары не уживались друг с другом. И в начале 70-х тоже, хиппи тоже создавали коммуны, основанные на общей идее братства, совместном быте, ритуалах и, конечно на психоактивных составляющих. Все эти эксперименты по сближению людей оказались, увы, несостоятельными. Скиты и монастыри — как всякое исключение, лишь подтверждают правило.
Значит, все-таки нужна дистанция человеку. Нужна! И неустранима эта стена, она же личная граница, черта, пусть даже очень тонкая и почти невидимая нейтральная полоса. Мало того, она необходима! И народу она нужна, чтобы он мог любить другой народ. Навязанная близость порождает как минимум разочарование.
Close-up — крупный план — это всегда множество нюансов, мелочей, меняющих впечатление об объекте в целом, демонстрация деталей, раскрывающих совсем другую его сторону, показывающих ранее незаметные свойства, обнажающих внутреннюю суть. Вблизи видишь то, чего не замечал, чего не ожидал и это может оказаться совершенно отталкивающим.
На расстоянии я люблю, я опоэтизирую, я романтизирую, я идеализирую. И взорвавшийся вулкан, на журнальной фотосъемке, кажется праздничным фейерверком, а булькающая огненная лава — занятным арт-объектом. Но стоит оказаться рядом, в непосредственной близости, и понимаешь, что это адская, совершенно недружественная, чужеродная стихия, способная в мгновение ока сжечь живую материю. Иллюзии исчезают. Остается отпрянуть и унести ноги.
А ведь жители Земли куда сложнее любого вулкана. Когда в документальных этнографических фильмах я наблюдаю странные пляски, непонятные племенные обычаи, кровавые обряды и прочие камлания, я удивляюсь, восторгаюсь многообразием культур и уважаю витальность человечества. Я позитивен! Все эти люди где-то далеко, на своей земле, у них своя жизнь, мне нечего с ними делить, и мы не мешаем друг другу. Более того, вся эта экзотика кажется мне полной скрытых сакральных смыслов. В необычных привычках и вкусах я вижу подлинность и самобытность, а жестокость и беспринципность объясняю сложными условиями выживания и жаждой независимости. Расстояние облагораживает!
Но когда сталкиваешься с чем-то подобным (отличающимся разве что наличием мобильных телефонов и дорогих авто) близко, так сказать, в ареале своего обитания, отсутствие дистанции немедленно все ставит на места: те же самые гордые обряды превращаются в дикость, необычные привычки – в неразвитость и бескультурье, а особые манеры — в невоспитанность, бестактность и аморальность.
По инерции воспитания я не подам вида, но совершенно отринуть телесное и воспеть духовное мне не дано. При ближайшем рассмотрении мне могут быть не симпатичны и не близки странные умопостроения любого человека, его моральные принципы, его идеалы, его вкусы, его язык, его ценности, его одежда, его желания, его внешность, его шутки, его запах, его пища… Как, впрочем, и мои кому-то. Это не мизантропия. Это физиология на уровне рефлекса. То есть я осознаю, я, образованный человек, понимаю, что не главное все это!!! Что в своей сути, в своей вселенской конструкции любой человек – то же, что и я. Он то же самое марксово «белковое тело»! Но близость все портит! Я вижу и чувствую, что он другой, что он думает по-другому, что у него другая мораль, другие ценности, цели, задачи и методы их достижения. Да, он просто может оказаться несозвучен по своему психическому и физическому химизму. И от этого может просто мутить. Но меня призывают проявить терпение.
Невозможно любить другого человека просто потому, что он не муха! Потому что он млекопитающее, прямоходящее, потому что у него две руки, две ноги, четырехкамерное сердце, метаболизм и паспорт, на мой похожий? Люди – разные, и пытаться заставить себя любить всех и буквально требовать взаимности… что может быть глупее?
У собаки, кстати, тоже схожий метаболизм теплокровного. Но ее любить можно и прижимать к себе без всяких дистанций. Она в глаза смотрит, и носом тычется, и вздыхает, когда ухо чешут. И теплая. Любит бескорыстно. Не предает. И не лезет в мою жизнь. Она знает тебя, а ты ее. У нас один дом. Мы живем вместе и живем очень давно и удивительно подстроились друг к другу. У людей так не бывает.
Думаю, что механически соединять людей, вынуждать их вливаться в какие-то объединения, общности, союзы, перемешивать народы, нации и этносы, нивелируя их ментальность, их Я, влезать к кому-то со своим единственно правильным мировоззрением – означает испытывать терпение и провоцировать отсутствие любви.
Любить человека абстрактно, концептуально, так сказать, невзирая на? Да, любовь – это терпение. Это уже где-то было. Но если посмотреть с биологической точки зрения, то у каждого из нас внутри своя химия, свои ферменты, свои желудочные соки, гормоны, спинномозговые жидкости, группы крови, гены, ДНК, РНК. Все свое. Похожие можно найти, но редко. Иначе в трансплантологии не было бы никаких проблем. Но в ней все как в жизни. Не терпит чужое сердце нового владельца, не может чужая печень вытерпеть нового правообладателя. Не выносят – начинают отторгаться. Можно, конечно, задавить защитные силы, вкатывая иммунодепрессанты. Поможет, но недолго. Организм (природа) не играет в терпимость, он отторгает всё и вся. Отталкивает. Почему? Да потому что он так устроен. Он любит только себя! Это – природное.
Человек тоже часть природы. Он фантастически индивидуален, неповторим – фатально одинок в своей неповторимости и имеет полное право тщательно охранять свою биологическую и психическую оригинальность, а еще целостность своего круга, дома, мира, культуры.
Да, не может он жить один. Человек может жить рядом с другим человеком, но он должен иметь возможность уйти, отдалиться, когда нет взаимной любви. Но я все чаще ощущаю, как меня почти заставляют любить, терпеть, прощать людей, которые мне никто, с которыми меня вообще ничего не связывает, которые меня не замечают, не понимают, которые мне мешают жить. От этого невозможно спрятаться и убежать. Да и куда – я ведь у себя дома.
Как это вообще: любить? Это когда расстояние не имеет никакого значения. Когда близость с ее сермяжной правдой и жизненной прозой ничего не значит. Это когда можешь терпеть конкретного человека, побеждаешь свою химию и звучишь в унисон. Когда сносишь все его промахи, спускаешь на тормозах, смотришь сквозь пальцы, прощаешь слабости, не замечаешь ошибок, пропускаешь мимо ушей. Как долго это может длиться? Вечно, если это любовь.
Но если любовь – это приказ, если по недомыслию главные химики страны возьмутся смешивать несмешиваемое в попытке изготовить эликсир любви, то компоненты реакции прореагируют быстро и бурно, так бурно, что выжгут все вокруг. И лучшее, что можно сделать, – это, своевременно одумавшись, поскорее разнести склянки с реактивами в разные углы лаборатории.
Резюме. Предлагаю держать дистанцию. Вернуть границы и расстояния. Напомнить тем, кто забыл, и вспомнить самим о том, что у каждого есть историческая родина. Восстановить индивидуальность и национальность. Не смешивать и не давать смешать себя. Иметь право на личное пространство и не нарушать чужих пространств. Не навязывать близость, избегать фамильярностей, покровительственного тона и дружеских объятий, больше напоминающих тиски. И тогда не будет войны, которую сейчас принято называть конфликтами, международной помощью, ракетными ударами, уничтожением боевиков, терактами и драками. И, кажется, даже слова «толерантность» не будет! Любить друг друга на расстоянии – это уже очень много. Не исключено, что Господь любит всех нас одинаково именно потому, что он не рядом, а где-то вдалеке.
P.S. Мух — существ, без всякого злого умысла навязывающих мне свое миропонимание, можно и правда возненавидеть. Но проще купить сетку на окно. Пусть у них будет своя жизнь, у котлет своя, а у меня своя.
2011