Я долго думал, в чем же все-таки изюминка винила. Пытался понять, разгадать его притягательность. Почему винил? Почему у меня к нему столь трепетное отношение? Что в нем особенного? Почему теперь у меня не CD, не компьютерные форматы? Ведь у CD и несжатых цифровых форматов — все в порядке — ни шумов, ни треска, ни шипения, ни песка, ни царапин — проигрывай практически до бесконечности — звук будет неизменным… А вот в этом-то, на мой взгляд, и заключен глубочайшие смысл и суть винила, его проникновенность и ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ.

Винил — как человек, он старится и проживает жизнь вместе со своим слушателем. Какая бы ни была совершенная аппаратура и игла, проигрываемая пластинка тратится, расходуется, стачивается и живет, отдавая энергию звука. Старая пластинка с царапинами, щелчкам, затертым лейблом и потрепанным конвертом, на котором бывают надписи и пометки — не что иное, как запись звуков времени и запись жизни ее прошлых владельцев… Человек не вечен и винил не вечен! Каждое прослушивание пусть незаметно, но меняет ее. Жизнь оставляет на пластинке следы и отпечатки, аналогичные морщинам, которое время оставляет на лбу человека… И подсознательное понимание этого факта, так влечет. Именно это отличает виниловую пластинку и от, по сути, бессмертного холодного куска переливчатого CDпластика и от неумирающей безликой и бестелесной виртуальной цифровой информации, хранящейся на жестких дисках. И не в пресловутом теплом звуке дело, хотя винил, конечно, звучит по-своему и даже не в том, что пластинка — предмет, который имеет свое лицо и душу, хотя и это — правда и удивительный факт. А в том, что человеку не нужны вечные вещи. Ему нужны вещи, жизнь которых похожа на его жизнь. Вечное — не греет. Греет дерево, которое сгорая, превращается в пепел, греет свитер, который со временем становится бесформенной тряпкой, греют слова другого человека, который сегодня есть, а завтра — нет. Греет пластинка, тепла которой может хватит на несколько поколений, но хватит не навсегда. Вот к какому выводу для себя пришел и решил поделиться.

Посчитаете, что все это — лирическая лабуда, значит так тому и быть.