Прежде всего благодарю друзей, которые помнят и беспокоятся. Благодарю людей, с которыми я не виделся десятки лет, но которые, в течение последних двух недель, самостоятельно и совершенно неожиданно для меня, предложили помощь и содействие в отъезде из страны.

Я не собираюсь никуда уезжать, но сердечно, признателен за участие и любовь. Эти движения души и доброе отношение я буду помнить!

Вчера меня спросили — уехал я или нет. Отвечаю развернуто — старым, но животрепещущую текстом. У него довольно любопытная история. Он был написан в 2011 и опубликован в сетевом журнале Euromag.ru. В 2020 текст был дописан и забыт. А теперь в 2022, вновь был обнаружен, извлечен на свет божий, перечитан. Оказалось, что в современных условиях он не утратил смысла и настроения. Для меня актуален он по-прежнему.

Замечу, текст личный. Текст отражает только мою точку зрения. Текст написан не для того, чтобы спровоцировать дискуссию или спор. Он – просто одно из миллионов мнений.

Я ЗДЕСЬ. Я БУДУ ЗДЕСЬ. Я ЗДЕСЬ БУДУ

(написано 2011-2020)

У меня нет четко сформулированных причин почему, я не еду. Мало того, я не собираюсь прикидывать — по возрасту ли мне, по деньгам ли мне уехать из России с концами или нет. Здесь мой дом и скорее всего я не смогу счастливо жить в другом месте. Таково мое нынешнее внутреннее устройство.

Стенать и причитать, объясняя всему реально-виртуальному миру, как хреново в стране и, как хочется съехать отсюда, из этого ада, стало модно лет 10 назад. Сегодня про это говорят реже, но подозреваю задумываются чаще. Безнадежно задумываются – сказки про волшебный Запад уже все рассказаны и всеми услышаны.

Много раз натыкаясь в сети на нервные посты, где человек, грезящий билетом в один конец, устраивает нечто похожее на демонстративный суицид, который априори не подразумевает завершения и цель которого не кануть в Лету, то есть не отправится за рубеж на ПМЖ, а от безделья расцарапав офисной скрепкой запястье, вызвать сочувствие у жаждущей шоу публики, я задумался о том, почему я не хочу уезжать отсюда навсегда. Кстати, убежден — тот, кто всерьез решает уехать, делает это молча — без помпы, афиши, скандальных заявлений и прочих выкриков с места. Потому что нормальному человеку это — больно. Ибо если есть на свете что-то неправильное, то это — бегство из своего дома. Я имею в виду не конкретную квартиру, хотя и ее тоже. Бежать в чужие страны из своей земли пострашней любого сучьего коронавируса — спасти человека от самого себя ни один человек в маске, очках и комбинезоне не сможет, а выработка антител против ностальгии вещь научно не доказанная. Драматично это. И иммиграция взрослого, сформированного человека, мне кажется похожей на пролонгированную жизнь на аппарате ИВЛ.

Мне удивительным образом довелось жить в разных государствах: в СССР Хрущева / Брежнева / Андропова / Черненко, СНГ Горбачева / Ельцина, России Путина / Медведева / Путина, в государствах с разным политическими, экономическим и социальным устройством, но которые располагались на одной и той же территории. Какие-то государства мне были ближе (О, детство с молодыми папой, мамой, доброй бабушкой, с героями, ракетами, Гагариным и короткой оттепелью!), какие-то дальше. В каких-то я видел редкие проблески здравого смысла, в каких-то не было ничего кроме непроглядной тьмы. Одни государственные машины буксовали, портились, ломались, другие — разваливались, ржавели и их сменяли другие, которые разбазаривали, разворовывали по винтику, но при этом я всегда жил на русской земле. Никакого квасного патриотизма — понятие родной земли для меня внеполитично, если речь не идет о ее защите, надгосударственно, сакрально. Оно — судьба, оно — предопределение, оно назначено небом. Разумеется, кто-то подвижный и гибкий, склонный к адаптации и мимикрии, усмотрит в моих словах невыносимо тягостную фатальность. И глупо ее отрицать. Не я выбирал места, где родились или куда были заброшены мои предки, где они пустили корни. Не я выбирал место, где родиться мне, где мне стать отцом и дедом. Не я выбирал место, где похороню своих отца и мать.

Случись, положим, небесный трубный глас — говорят мне вдруг откуда-то с самого сверху: «Поезжай-ка, брат, куда пожелаешь! И ни о чем не волнуйся. Будет тебе то же, что и дома — и хлеб, и кров. Светлая тебе дорога и никаких препон. Только скажи куда…» И добавляют совсем уж что-то нереальное: «И не будешь ты там тосковать». Заслышав такое, начну я долго перебирать в голове цветные открытки — страны и города, буду внимательно и придирчиво пересматривать, потому что это — насовсем. А еще остро осознавать, что острова с круглогодичными белоснежными пляжами, кокосами и ритмами сальсы быстро осточертеют. Как и чарующая Юго-Восточная Азия, улыбающаяся шоколадными глазами и гладящая нежными спа-руками, которая предложит потеть, дышать как рыба, питаться чем-то остро-пряным под бесконечный стрекот цикад. Что Индия убаюкает до состояния самадхи, пока окончательно не сольет с Космосом, а живущая счастливой медленной жизнью Австралия одарит перманентным ощущением затерянности в инородной Вселенной антиподов. Куда же тогда? Может в колыбель же человечества — к зебрам, вувузелам и прочим лихоманкам, но там нет сочетания снега, печки и горячего чая… Для Америки я, похоже, недостаточно толерантен. Кажется, в Аргентине неплохо и мальбек мне по вкусу. И, говорят, в Канаде тоже можно жить, где «…меж берез дожди косые. И похоже на Россию». Ну и в Италии, конечно… Главное — не уйти в черный запой от счастья.

Нет, я не прикован цепью — я знаю немало местностей, в которые на первый и даже второй взгляд концептуально могли бы меня устроить, но мне нужно быть здесь. Мне нужно именно это место — я с ним связан, и я не могу и не хочу рвать эту связь генетическую, историческую, энергетическую и психическую. В этой земле магнит, который притягивает железо, содержащееся в моих эритроцитах и говорить об этой зависимости мне не стыдно. Это мое место.

Меня здесь многое держит, наполняет смыслами. И это не только жившие предки, но и живущие любимые люди, любимые вещи и моя национальная принадлежность. Да, я русский, несмотря на то что внутри меня есть и московиты, и белорусы из Могилева, и архангельские поморы, и, похоже, остзейские немцы, ставившие перед своей фамилией графскую приставку «фон». Не обошлось, наверное, и без болгар с хазарами… Я не из нации скитальцев и, хотя страдания неприкаянного Агасфера, мне понятны, но я знаю, что именно здесь в России моя родина и мне не нужно ее искать. Все меняется, но что-то ведь должно оставаться незыблемым.

Мне известно немало людей, считающих себя людьми мира. Они — позитивны, мультикультурны, толерантны, продвинуты и легки на подъем так, что в любой момент могут, взмахнув самолетным крылом, оставить все, улететь и больше не вернуться. Я уважаю их точку зрения и жизненный выбор, но я не из их числа. Я думаю, говорю и пишу на языке этой земли, на русском. Я воспитан этой землей, ее красками, запахами, звуками. Ее культурой (звучит патетически, но потерпите, пожалуйста). Я исповедую ее русскость, в коей перемешаны сердоболие и душевная широта, незлопамятность и доброта, нескладность и поэзия, самородность и вера, расхристанность и надежда. Я не говорю о какой-то вселенской миссии России, я просто замечаю, что для меня это особая земля. Я могу не принимать в очередной раз провозглашенные государственные ценности/нац. идеи очередного ее правителя, но, право слово, какое все они имеют значение, когда мы говорим о сути и смысле, странностях и всегдашних коллизиях вечно иррациональной земли, именуемой Россия.

Человеку вообще свойственны обманы восприятия и даже умные «люди мира» к этому склонны. Но попробую взглянуть на гипотетический отъезд без иллюзий. Отправившись навсегда жить в самое распрекрасное место на Земле, я, формально ассимилировавшись и социализировавшись, все равно останусь там чужим. Обретение нового пристанища станет потерей. Там, куда я поеду, я потеряю себя. Это будет. Будет не сразу, но через год, пять или десять, когда произойдет отрезвление и от новизны и щенячьего восторга свершившегося счастья не останется следа. Куском пенопласта всплывет и больше уже никогда не исчезнет с поверхности вопрос: зачем я уехал? Я останусь русским без родины. Останутся такими же русскими и мои потомки до 25-ого колена. Я не раз видел, как самый французский француз или канадский канадец в разговоре не упускает возможности напомнить собеседнику, что его пра-пра-пра родитель был из России и в этот миг глаза его становятся другими — совсем не французскими и не канадскими.

Там куда я могу отправиться, меня, русского, не примут с распростертыми объятиями. Я честен сам с собой – меня нигде не ждут, я нигде не нужен и никому не интересен. Будьте любезны, без иллюзий. Вообще говоря, интерес одного человека к другому человеку, порожденный симпатией, созвучием, сродством и не подразумевающий использование — повсюду редкая редкость, которую впору расценивать, как антропологическое отклонение или личностный дефект. Но главное, там, в другой стране есть много всякого и разного, но там нет моей памяти. С чистого листа? Забыть все что было? Отбросить? Аннулировать? Быстро провести декапитацию, резанув по шее техасской бензопилой? А кровью истечь? А фантомные боли? Там, куда я как-бы собираюсь, все не мое. А здесь, на моей неласковой родине, не смотря на сотни раздражающих факторов, у меня все-таки есть ощущение дома — ни в одной стране мира, где я бывал, оно не появлялось. Да, если здесь я пасынок, то в любом другом месте на глобусе — случайный прохожий.

Русские любят порасковыривать болячки и между собой пожаловаться на свою Родину, как на печаль-кручину: как же они обнаглели, все эти бездумные политиканы, карьеристы с ледяным взором, некомпетентные менеджеры, спекулянты недрами, плюющие на людей бюрократы, вруны-экономисты, гладколицие вельможи, воры всех мастей и масштабов, которых принято ласково именовать жуликами. И вроде бы понятно, что вся эта означенная публика — совсем не Родина, а ржа, захватившая землю, спорынья, изъевшая хлеба, копытная гниль у коровы Ночки. Но дурная привычка винить во всех бедах не себя, а дядю в пиджаке из телевизора, увы, у здешних граждан неизбывна. Между тем, в том самом опоэтизированном «прекрасном недалеко», которое максимум в 10 часах лета в любую сторону, все те же государственные: свинство, вранье, корысть, продажность, равнодушие, клановость, взяточничество и отсутствие любви — только вид в профиль. Нет гармонии в этом подлунном мире. Крутите головой и поймете — имеющий уши да услышит, имеющий глаза да увидит, если захочет, разумеется. И если еще недавно западная цивилизация корпоративно и социопозитивно улыбаясь, вуалировала свой, как писали в советских газетах, «бесчеловечный капиталистический оскал», то сегодня демонстрирует его в полном объеме. Маски сброшены. Сброшены всеми. Вообще происходящее за рубежами в просвещенном и независимом мире поразительно напоминает нашу действительность с полной утратой понимания и разделения таких сопряженных и одновременно взаимоисключающих понятий, как хорошо/плохо и деньги/мораль. А значит ехать куда-то искать счастье, это — менять паровоз на паровоз, или, если угодно, шило на мыло. Ложь, фальшь, алчность, безответственность — не эндемики, у них нет ареала обитания, они живут всюду.

Я не собираюсь бросить свою землю в поисках мифической свободы. Свобода внутри, но раньше мне всерьез казалось, что она просто обязана находиться снаружи. Когда-то — лет 30 назад в связи отсутствием кислорода и быстро наступающими сумерками в тогдашнем государстве, в один момент показалось, что у меня нет перспектив на свою собственную жизнь и я даже покрутился где-то на Таганке вокруг компании, приглашавшей на работу в Южное полушарие — все хотел анкету заполнить… Но фирма не работала — бог миловал, молодого и глупого максималиста. Теперь, успешно пройдя возрастную процедуру инициации-самоидентификации, я знаю — свободы выбора и свободы совести меня невозможно лишить. Этого никому не под силу сделать. Сегодня я сам выбираю кому и чему верить, что читать, что смотреть, что слушать, как поступать и чему радоваться.

Я не собираюсь уехать, чтобы самореализоваться, раскрыть свои творческие потенциалы и резко обнаружить чудесные способности где-то вдалеке. Самореализоваться можно везде, было бы желание. Я нашел себя здесь и продолжаю делать это — мои поиски не заканчиваются. Я радуюсь тому, что я делал, тому, что делаю, тому, как я это делаю и тому, что еще собираюсь делать.

Образовываться мне не нужно, я уже. У меня высшее медицинское. Хорошее. Вообще вещь всегда была связана с личной инициативой, реализуемой через самообразование. Читать книги и развивать высшие нервные функции можно везде. Что еще ищем там? Вы говорите законность? Медицину? А может быть порядок? Равенство или братство? Или заботу о человеке? Тогда, наверное — культуру?  Ха-ха. В результате общения с людьми выше среднего образовательного и социального уровня за границей, я пришел к выводу, что мои соотечественники ничуть не проигрывают, только они эрудированнее, начитаннее, глубже, тоньше, эмоциональнее и самокритичнее. Последнее — совершенно оригинальное русское и весьма симпатичное мне свойство.

Создается ощущение, что за своими бытовыми проблемами, приправленными каким-то беспочвенным ура-космополитизмом, собственной ленью, ловко взращенной жаждой вечного праздника и неизвестно откуда взявшейся уверенностью, что нам кто-то что-то задолжал, люди перестали объективно оценивать реальность и здесь и за рубежами — и все больше напоминают каких-то несчастных голоштанных беженцев, стремящихся в розовый цивилизованный мир за синей птицей, гуманитарной едой и благотворительной жизнью. Наивно. Нет, неизбалованным голодающим детям природы простительно рассчитывать на чужого дядю, который из соображений политкорректности (или политкарьерности) и безграничного человеколюбия будет объективен и честен с гражданами-новичками и на чужую землю, которая, не прося ничего взамен будит любить, кормить и обогревать пришлых путников… Но я — не они.

Я автономен, в значительной степени. То есть, развитый человек вообще автономен, а с годами, я заметил у себя новое полезное свойство — окрепшее умение не придавать слишком большого значения внешним факторам, давлению, провокациям, запугиванию, информационному прессингу, сладкоголосым речам сирен, агрессивно-одуряющему массовому невежеству и прочим психотронным гадостям. На меня, взрослого, опытного почти перестал действовать агитпроп. Я читаю по лицам, вижу то, что лежит на втором дне и что написано между строк. Наблюдая очередную метаморфозу, социально политический аттракцион или нео-культурный артефакт в окружающем меня мире, я могу удивится, емко матернуться по инерции и… продолжить жить дальше. Своей собственной жизнью. Жить так, как мне интересно. Жить, не стыдясь за себя, здесь, у себя дома, на родине. Только делать это становится все труднее — кратко выругаться уже не получается.

Скажете — все это лирика. А вы как думали, — я русский человек, романтик и идеалист, которому нужны и важны пресловутые березки. А еще нужны люди, с которыми можно поговорить по душам, на одном языке, на одной волне, чувствуя и понимая их с полуслова и полувзгляда и осознавать, что тебя тоже понимают.

Кстати, о корнях. Все-таки винная неисчерпаема… Вот, какое наблюдение из жизни винограда мне созвучно: чем труднее лозе выживать, тем корень у нее глубже, тем прочнее она цепляется за землю. Чем беднее, строже и каменистей почва, на которой растет виноград, чем труднее лозе добыть из земли воду, чем медленнее созревают ягоды — тем интереснее, самобытнее и умнее получается вино. Лозы, растущие на жирных и сытных плодородных, богатых влагой землях дают водянистый, безвкусный виноград, делать вино, из которого — просто тратить время. К чему я это? К тому, что человек похож на виноград, а не на кабачок.

Я не зарекаюсь. И не признаюсь в любви, дабы не изменить клятвам. Существуют, конечно, существуют обстоятельства, которые могут меня заставить бросить свой дом и уехать к черту на кулички. Это — непосредственная угроза жизни моих близких, моих детей. А больше, наверное, ничего. Поэтому я здесь. И буду здесь.

© В. Шомов  2011-2020